Серия 12. Политические науки. 2013. № 5

В статье рассматриваются специфика системного подхода к анализу международных отношений и мировой политики; типологии международных систем; особенности структуры и эволюции современной глобальной международной системы (ГМС); возможности и пределы системного анализа международных отношений и мировой политики. Оценивая конкурирующие теории, которые исходят из разного понимания международных систем, автор обращает внимание не столько на расхождение соперничающих позиций, сколько на их взаимодополнительность. Существенным вкладом отечественных ученых в анализ современной ГМС и ее подсистем стали, в частности, теория «плюралистической одно полярности», аргументирование тенденции к трансформации ГМС в сетевую структуру, осмысление феномена перераспределения глобальной силы в пользу Азии. Важным является и вывод о нарастающей неопределенности в мировой политике. Он помогает понять не только эвристический потенциал системного подхода, но и побуждает к использованию альтернативных методов исследования современных международных отношений.

В данной статье авторы обращаются к анализу «мягкой силы» и «раз умной силы» как международно-политических стратегий. Структурируя эти стратегии, авторы соотносят их со стратегиями «жесткой силы» и «умной силы». В статье исследуются и сравниваются между собой ресурсы, инструменты и цели каждой из указанных четырех стратегий. В результате исследования авторы приходят к выводу, что государства, конкурирующие за мировое лидерство, обладают возможностью выбора одной из рассмотренных четырех стратегий. По мнению авторов, стратегия «разумной силы» отвечает запросу современной мировой политической системы наилучшим образом. Она позволяет государству действовать в мировой политике в качестве «ответственного лидера», а не «манипулятора», формировать более устойчивую международную систему принятия коллективных решений и решать задачи глобального развития посредством инновационных и гибких, но стратегически продуманных подходов.

В статье анализируются некоторые вопросы, касающиеся соотношения национальных и наднациональных начал в интеграционных процессах Евросоюза. Их выбор определяется тем фактом, что в последние годы в условиях кризиса они обрели дополнительную актуальность и значимость, что требует определенной переоценки идей, согласно которым Европа трансформируется в федерацию. В статье подчеркивается, что на протяжении всего периода существования Евросоюза шел процесс дальнейшего расширения и укрепления наднациональных начал в его структуре и деятельности. С этой точки зрения первостепенную роль сыграло заключение странами-членами Европейского экономического сообщества и европейских сообществ Маастрихтского договора в 1992 году, в котором были определены основные принципы струк турной организации и основные направления деятельности Союза. В статье рассмотрен начатый Амстердамским договором (1997 г.) процесс подготовки институтов Союза к функционированию в расширенном составе, комплекс поправок в учредительные договоры европейских сообществ и Европейского союза, предусмотренных Ниццким договором (подписание согласованного варианта текста договора состоялось 26 февраля 2001 г., еще несколько месяцев потребовалось для его ратификации. В силу Ниццкий договор вступил 1 февраля 2003 г.) и призванных углубить интеграцию внутри Союза и усовершенствовать ее правовые основы, проанализированы причины неудачи Европейской конституции. Автор отводит должное место Лиссабонскому договору, в котором получили отражение изменения, произошедшие с принятием в Евросоюз новых государств Восточной Европы. На этой основе сделан вывод, что общим итогом эволюции компетенции Евросоюза стало сохранение ее двойственности. С одной стороны, расширение наднационального начала в экономической сфере, с другой — сохранение в сфере внешней политики компетенции, формирующейся по типу компетенции междуна родной организации.

Современное демократическое государство должно создать условия, чтобы практически любой социально или политически активный гражданин имел возможность донести до руководства страны свои мысли и инициати вы, обратиться с проблемами, поучаствовать в осуществлении публичного (государственного) управления. Реализовать эту идею был призван проект «Большого/Открытого правительства». Он позволял учитывать плюрализм мнений и демонстрировал намерение руководства страны обновить подходы к выработке государственной политики. «Большое правительство» виделось принципиальной альтернативой существующей модели организации публичного политического управления, поскольку задумывалось как широкий по составу и представленным в нем взглядам экспертный «мозговой центр», подкрепленный ресурсообеспеченной организационной структурой и имеющий развитую периферию активных сторонников. По мере реализации «Открытое правительство» превращалось в совещательный орган при обычном «узком» правительстве и в настоящее время находится на периферии общественного и административного интереса. Реальной объективной потребности в нем действующая власть не испытывает. «Открытое правительство» стало примером институционализированной формы, воплощающей идеи модернизации публичного управления, но не востребованной в сложившихся российских реалиях.

В статье рассматривается эволюция земляческих организаций в России, приводится характеристика термина «землячество» и нормативных проблем, связанных с его отсутствием в законодательстве. Автор сопоставляет раз личные варианты определения термина «землячество», а также сравнивает термины «землячество», «национально-культурная автономия», «диаспора» и другие. Автор отмечает в федеральном законодательстве «перекос» в сторону национально-культурных автономий, негативным результатом чего является низкий статус объединений выходцев из регионов, сформированных по территориальному признаку, выявляет причины неудачи законодательных инициатив по введению норм о землячествах в законодательство, а также формулирует определение землячества, более удобное для принятия в качестве нормативного. На основании проведенного качественного исследования (глубинное интервью с руководителями 15-ти землячеств) проанализированы основные факторы и проблемы функционирования землячеств, их взаимодействия с органами власти, а также роль землячеств в политическом процессе Москвы и регионов.

Многопартийная система существует в России чуть немногим более 20 лет. В рамках различных политологических дискуссий рассматривались во просы функционирования многопартийной системы, организации партийной структуры, позиционирования партий в обществе и государстве, политико идеологической идентичности партий, создания стабильной электоральной базы, межпартийных коалиций, формирования партийных элит как фактора устойчивости партийных систем и т.д. Решение этих проблемы невозможно без изучения исторического опыта становления многопартийной системы в современной России. На основании анализа функционирования партий предлагается выделять пять этапов развития многопартийной системы: «политический плюрализм» (конца 1980-х гг. — начала 1990-х гг.), «хаотическая многопартийность» (начала 1990-х гг.), попытка построения многопартийной системы (1995–1999 гг.), строительство «партийного государства» (2000–2010 гг.) и демократизация партийного строительства (с 2011 г.). В рамках этих этапов решались текущие вопросы функционирования политической системы, что позволило создать крупные политические партии с относительно стабильной электоральной базой, значительными организационными и финансовыми ресурсами. В повестке дня последнего этапа — запрос на расширение политического участия определенных социальных групп, развитие новых партийных организаций и дальнейшего совершенствования политической системы России.

Статья посвящена влиянию политических механизмов на формирова ние и реализацию государственной промышленной политики в России начала XX в. Правительственную политику определяли государственные приоритеты (финансирование военных расходов, инвестиции в казенные железных дорог и обслуживание государственного долга). Представители государственного аппарата и депутаты Государственной Думы, по мнению предпринимателей и промышленников, способствовали дискриминации промышленности в рамках государственной экономической политики. Отсутствие эффективных политических механизмов участия предпринимателей в разработке и реализации промышленной политики в машиностроении имело своим политическим следствием невозможность проведения взвешенной и комплексной государственной политики в вопросах конкуренции отечественных и иностранных производителей, предоставления государственных заказов, строительства жилья для рабочих, технического образования и профессиональной печати, подбора квалифицированных работников для предприятий отрасли.

В статье рассматриваются предпосылки и теоретико-политическая конкретизация системно-теоретического взгляда на движение протеста. За основу взята теория социальных систем Н. Лумана. Протест понимается как аутопойетическая общественная система, которая занимает особую наблюдательную позицию по отношению к обществу. В качестве исследовательской альтернативы реконструированию особой идентичности агента протеста предлагается обратиться к дискурсивным механизмам, ориентирующим коммуникацию. Вслед за отечественными исследователями в качестве примера такого механизма порождения протестной активности назван “double-bind” — коммуникативный паттерн, связываемый его теоретиками (Г. Бейтсон и др.) с производством в процессе коммуникации конфликтующих описаний социальных отношений. Воспроизводство такой системы поведения анализируется в статье с функционалистской точки зрения, характерной для теории коммуникативных систем. Основной общественной функцией протеста является иммунная, то есть функция поддержания отклонений, а средой, в которой они бросают вызов порядку — моральная коммуникация.

По словам польского профессора, Р. Кузьняра, «безопасность человека вторглась в международную жизнь». Обращение к человеку как главному субъекту безопасности привело к возникновению концепции “human security”. Обзор научных работ по данной проблематике свидетельствует о расширении значения термина “human security”, который не имеет единого обще принятого толкования и может трактоваться как безопасность народов, безопасность индивида, личностная безопасность (безопасность личности) или человеческая безопасность. Для анализа развития концепции личностной безопасности наибольший интерес представляют доклады Организации Объединенных Наций по развитию, выходящие с 1990 г. Именно ООН способ ствовало выработке универсального понимания личностной безопасности как «защиты основ человеческой жизни способами, которые содействуют расширению свобод человека и их осуществлению». Однако ряд вопросов, в частности касающихся структуры личностной безопасности, дифферен циации и взаимоотношения личностной безопасности с другими видами безопасности, нуждаются в дальнейшем изучении.