Аникин Даниил Александрович

В статье ставится вопрос о специфике политических акторов в качестве субъектов исторической ответственности. На основании коммуникатив- ного подхода Х. Арендт авторы проводят различение между событием, выступающим предметом исторической ответственности, и самим актом установления ответственности в публичном пространстве. Такой акт может выступать лишь результатом демократических процедур выбора, поэтому историческая ответственность как социальный феномен возможна исключительно в условиях демократического общества, хотя попытки ее установления могут иметь место и при недемократических режимах. Ситуация Германии как пример установления негативной ответственности не может быть охарактеризована как универсальный случай, поскольку можно говорить и об установлении позитивной ответственности как обязанности сообщества сохранять память не о вине, а о заслугах данного коллективного субъекта. Поэтому установление позитивной ответственности, как правило, имеет место в ситуации переживания политического кризиса и формирования морального ресентимента. Примером акта установления позитивной ответственности является становление культа Победы в Великой Отечественной войне в российском обществе 1990-х гг. в контексте переживания распада СССР и потребности в моральном возмещении. К характерным чертам исторической ответственности можно отнести: перформативность, репрезентативность, нормативность, манипулятивность. Роль политических акторов заключается не в качественно иных формах ответственности, а в специфических процедурах, ее устанавливающих.

В статье определяется специфика акторного подхода в контексте исследования политики памяти. На примере памяти о распаде СССР анализируется специфика политических партий в качестве мнемонических акторов, придерживающихся различных символических траекторий. На основании анализа партийных предвыборных программ проанализирована динамика представлений о распаде СССР среди парламентских партий VIII созыва. Наиболее активными с точки зрения реализации политики памяти оказались ЛДПР и КПРФ, в то время как остальные партии продемонстрировали слабую заинтересованность в актуализации и интерпретации распада СССР в качестве элемента партийной политики памяти. Подобные различия могут быть связаны со стремлением партий повысить свой политический статус за счет включения собственной истории в более значимый политический контекст, поэтому те партии, которые возникли в 2000-е гг., не заинтересованы в символическом использовании и присвоении образов советского прошлого. Кроме того, стоит учитывать и поколенческие изменения в партийных элитах, в силу чего травматичность восприятия распада СССР снижается по мере их обновления.